В роли невесты

Маршалл был прав. Роль невесты оказалась более трудной, чем я думала. Вскоре мне пришлось столкнуться с сотней мелких проблем. Мои подруги оказались неважными помощницами - они были слишком стары, чтобы помнить собственные свадьбы, или давно развелись и пожелали выбросить из памяти эту церемонию.

Выбор подружек невесты также оказался непростой задачей, поскольку у меня накопилось за эти годы множество приятельниц. Кто мне ближе всего? Кого я могу обидеть, не назначив на эту роль? Кто окажет мне наибольшую помощь? Кто из моих ровесниц согласится надеть нелепый наряд только для того, чтобы порадовать меня, и при этом мило улыбаться, воздерживаясь от саркастических реплик?

Другой головной болью обещали стать подарки. Следовало ли мне предупредить гостей о том, что мы уже давно живем вместе и что наш гараж забит ненужным барахлом?

Даже поход с подругой в салон для новобрачных обернулся пыткой. Мы, две дамы с седыми прядями на голове, оказались в окружении сотен матерей и юных девушек. Когда я подошла к прилавку, чтобы взять рекламный буклет, продавец произнес строгим тоном: «Это для невест».

- Я и есть невеста, - мужественно улыбнулась я, борясь с гневом и смущением. Но моя подруга посмотрела на меня, возмущенно сверкнув глазами.

- Нам здесь не место, - прошептала она. - Пройдем по магазинам. Съедим ленч. Мне необходимо выпить.

Я потащила её в отдел подарков.

- Здесь обслуживают только невест, - мило улыбнулась продавщица. Мой язык прилип к небу. Подруга потянула меня к выходу. Первое замужество в сорок два года разительно отличается от бракосочетания в восемнадцать лет, и никто не убедит меня в противном.

Однако я настояла на соблюдении всех традиций. Пожелала, чтобы мой отец стал посаженным отцом, церемония бракосочетания была религиозной, духовной и полной глубокого смысла, а мое платье - белым.

Когда зашла речь о белом платье, у моей матери проснулся интерес к свадьбе. Обойдя все местные магазины в поисках гусиного пера для альбома с пожеланиями гостей и составив длинный список приглашенных, она приехала к нам, чтобы отправиться со мной за свадебным платьем.

Мы решили, что нас обвенчал раввин, хотя Маршалл - не еврей, а я далека от религии. Мы пошли на это главным образом для того, чтобы порадовать моих родителей. К тому же Маршалл, которого ещё никогда не венчал раввин, пожелал испробовать нечто новое.

Мы потратили две недели на поиски раввина, который был бы не слишком ортодоксальным, однако достаточно духовным и согласился бы обвенчать нас в соответствии с нашими пожеланиями. Может быть, нам подойдет «дзен-раввин» из Малибу? Он говорил с нами о духовном единстве и пел песни на иврите под четырехгранной стеклянной крышей синагоги. Или «голливудский раввин» из синагоги, на стенах которой оставляли автографы обвенчанные им кинозвезды? Мы также побеседовали с «раввином-хиппи», который назвал меня по телефону «крошкой», и «конвейерным раввином», обслуживавшим за день до пяти венчающихся пар.

Беседуя с раввинами, мы испытывали смущение. Раввин спрашивал нас: «Это ваш первый брак?» Я отвечала утвердительно, и раввин переводил взгляд на Маршалла. «Для вас тоже?» Маршалл произносил «Нет», надеясь, что раввин удовлетворится этим ответом. Но раввин спрашивал: «Второй?» Маршалл отвечал: «Нет», как бы намекая, что готов играть в эту игру сколь угодно долго. К тому моменту, когда раввин произносил «Четвертый?», все присутствующие чувствовали себя дискомфортно.

В конце концов мы остановили наш выбор на «раввине-хиппи», который пел и играл на гитаре. Он говорил вкрадчивым тоном и показался нам самым терпимым. «Раввин-хиппи» согласился не придавать церемонии слишком религиозный характер и свести к минимуму количество слов, произносимых на иврите. Родители Маршалла никогда не видели раввина с близкого расстояния, и мы хотели уберечь их от избытка впечатлений.